Присутствие России в Латинской Америке перестало быть лишь остатком холодной войны и стало структурной составляющей нового геополитического сценария. Москва не ограничивается сотрудничеством в энергетической или военной сферах, а разворачивает в регионе стратегию влияния, основанную на информационных операциях, медийных альянсах и идеологических нарративах, направленных на конкретную аудиторию. Различные исследования показали, что Латинская Америка занимает центральное место в российской концепции «многополярного мира» и усилиях по ослаблению влияния США и их союзников. Регион рассматривается как символическое и политическое пространство, где можно проектировать альтернативный «западному либеральному порядку» нарратив, используя лексику, хорошо знакомую латиноамериканским левым: суверенитет, деколонизация, самоопределение народов. В этом контексте правительства левого толка, такие как Венесуэла, Никарагуа или Куба, и, в меньшей степени, секторы правящих коалиций в Боливии, Бразилии или Мексике установили с Кремлем политические, энергетические и медийные связи, легитимируемые именно через данный дискурс: Россия представлена как стратегический партнер в борьбе против «американского империализма» защитник права каждого народа выбирать собственную модель развития и как союзник в построении «постгегемонического» международного порядка.
Исторический контекст и реконфигурация российского присутствия
Советский Союз уже установил связи с революционными движениями и родственными правительствами на Кубе, в Никарагуа и некоторых частях Центральной Америки. Однако нынешнее возрождение России происходит в другом контексте: относительный упадок престижа США, высокая внутренняя поляризация во многих странах и недоверие к западным СМИ, задающим тон.
Начиная с 2000-х годов и с возросшей интенсивностью после аннексии Крыма и начала вооруженного конфликта на Донбассе в 2014 году, а также после масштабного вторжения в Украину в 2022 году Россия объединяет классические инструменты внешней политики (военное сотрудничество, энергетические соглашения, дипломатическое присутствие) с усиливающейся информационной кампанией. Отчеты исследовательских центров и западных правительств документируют структурированные кампании, объединяющие государственные СМИ (RT en Español, Sputnik Mundo), цифровые платформы, частные «компании влияния» и сети местных СМИ.
Пропаганда, многополярность и антиимпериализм
Основой российской риторики в регионе является идея глобальной борьбы против западного империализма. Через RT en Español, TeleSUR и других медиа-партнеров Москва распространяет образ России как защитника национального суверенитета от вмешательства США и НАТО и как промоутера более справедливого «многополярного мира».
Этот нарратив базируется на трех ключевых элементах: с одной стороны, переосмысление конфликта в Украине, где война представляется не как вторжение в суверенное государство, а как оборонительная реакция на расширение НАТО и якобы западный «неоколониализм». С другой стороны, акцент делается на экономических санкциях, подчеркивая их негативное влияние на Глобальный Юг и намекая на то, что Украина и Европейский Союз действуют как простые инструменты Вашингтона, в то время как Россия проявляет солидарность с жертвами этого экономического порядка. Наконец, она отстаивает антиимпериалистическое наследие Латинской Америки, увязывая российский дискурс с традициями Движения неприсоединения, боливарианством и борьбой против олигархии и ставя себя в один ряд с историческим сопротивлением региона. Присваивая эти рамки, Москва не вводит полностью новую нарративную линию, а переосмысливает существующие в регионе дискурсы, придавая им ориентацию, благоприятную для собственных интересов.
Индигенизм и историческая память
Российская коммуникационная стратегия в Латинской Америке базируется на активизации исторических образов и существующих конфликтов идентичности. Прокремлевский дискурс вплетается в дебаты об индигенизме, внутреннем колониализме, экстрактивизме и суверенитете над природными ресурсами, возвращаясь к упоминаниям о геноциде коренных народов, территориальном выселении и структурной дискриминации. Не формулируя последовательной политики по отношению к коренным народам в регионе, Москва избирательно использует риторику защиты коренных народов, климатической справедливости и деколонизации, чтобы усилить идею общего врага — «западного империализма» — и представить себя союзником Глобального Юга. История интервенций США служит рамкой для оправдания: действия Вашингтона в Латинской Америке сравниваются с действиями НАТО в постсоветском пространстве, что умаляет ответственность России за происходящее в Украине и смещает фокус от военной агрессии на абстрактный конфликт между конкурирующими «империями».
Влияние на региональную автономию и качество демократии
Присвоение Россией таких концепций, как индигенизм, антиимпериализм и память об американских интервенциях превращает легитимные требования в инструменты внешнего влияния. Литература об «острой власти» подчеркивает, что эти операции преследуют цель не только убедить, но и подорвать доверие к экспертным знаниям, независимым СМИ и демократическим институтам. Представляя любой альтернативный нарратив как часть глобальной «информационной войны», они способствуют цинизму и релятивизму, усложняя достижение минимального консенсуса в отношении основных фактов. В то же время стирается грань между законной критикой американского интервенционизма и бескритическим одобрением других авторитарных государств. Для латиноамериканских стран риск заключается не только в конкретном дипломатическом сближении с Москвой, но и в постепенной деградации публичного пространства, где категории истины, доказательств и политической ответственности теряют центральное значение на фоне логики геополитической конфронтации.
Случай российского влияния в Латинской Америке иллюстрирует, как глубоко укоренившиеся исторические и культурные рамки могут быть переформатированы внешними актерами, имеющими собственные геополитические цели. Используя символический капитал индигенизма, антиимпериализма и памяти об американской интервенции, Кремль вмешивается во внутренние дебаты региона, не подвергая сомнению собственные практики доминирования в других контекстах. Это ставит перед латиноамериканскими обществами двойной вызов: с одной стороны, сохранять серьезную критику исторических асимметрий и имперского наследия США; с другой стороны, развивать автономные возможности анализа и проверки, позволяющие различать легитимную солидарность с местными делами и их инструментализацию со стороны внешних сил, соревнующихся за определение глобальной повестки дня.
AJ
