Артур Жак
В современном геополитическом дискурсе Российская Федерация все чаще переходит от концепции мягкой силы (soft power) к стратегии острой силы (sharp power), направленной на подрыв демократических институтов изнутри. Анализ текущей ситуации в странах Вышеградской группы, в частности, в Словакии, демонстрирует комплексный подход Москвы: от использования феномена «захвата государства» (state capture) через коррумпированные элиты до формирования псевдоидеологических парамилитарных сетей. Целью этой статьи является деконструирование архитектуры российского влияния, в которой криминализация политического процесса и эксплуатация консервативных нарративов служат плацдармом для идеологической и, потенциально, военной оккупации Европы.
Феномен «захвата государства»: институциональная деградация как предпосылка внешнего воздействия
Политическая биография действующего премьер-министра Словакии Роберта Фицо и эволюция его политической силы «Курс – социальная демократия» (Smer-SD) является хрестоматийным примером того, что в современной политологии квалифицируется как state capture – системное подчинение государственных институций частным олигархическим интересам, что со временем трансформируется в уязвимость к внешнему вмешательству.
Впервые возглавив правительство в 2006 году под лозунгами «третьего пути» и альтернативы хаотичным элитам посттрансформационного периода 90-х, Фицо фактически имплементировал модель клиентелизма. Отставки министров того периода – от главы Минстроя за непрозрачные тендеры («доска объявлений») до министра экологии за махинации с квотами на выбросы парниковых газов – были не единичными эксцессами, а симптомами системной патологии исполнительной власти. Однако кульминационным моментом, обнажившим глубину теневой интеграции бизнеса и политики, стало дело «Горилла» (kauza Gorila).
Обнародованные словацкими спецслужбами (SIS) материалы прослушивания конспиративной квартиры на улице Вазовой в Братиславе зафиксировали переговоры между Ярославом Гащаком (Jaroslav Haščák), главой инвестиционной группы Penta, и чиновниками по приватизации стратегических активов (энергетика, транспорт) в обмен на откаты. Однако самый большой резонанс вызвала фиксация голоса, идентифицированного как голос Роберта Фицо.
В этих записях фигурируют конкретные финансовые показатели, свидетельствующие о масштабах политической коррупции. В частности, на аудиозаписях зафиксировано признание в получении 75 миллионов словацких крон на финансирование избирательной кампании от «скрытых спонсоров» вне официального избирательного фонда. Более того, в материалах дела всплывает фигура Федора Флашика (Fedor Flašík), приближенного к верхушке Smer-SD, в контексте получения транша в размере 250 миллионов крон. Хотя вопрос, исходили ли эти средства непосредственно от группы Penta, остается предметом юридических дискуссий, сам факт обсуждения таких сумм в конспиративных условиях делегитимизирует заявленную антикоррупционную риторику лидера.
Реакция Роберта Фицо на эти обвинения показательна для популистского лидера, пытающегося избежать политической ответственности. Его риторика («Я не исключаю, что когда-то разговаривал с господином Гашчаком. Почему я должен это исключать? Это человек, обеспечивающий работой 30 000 граждан») является классическим примером манипулятивной подмены понятий, где коррупционные связи оправдываются мнимой социальной ответственностью большого капитала.
Несмотря на то, что дело «Горилла» и впоследствии убийство журналиста-расследователя Яна Куцяка (разоблачавшего связи правительства с итальянской мафией Ndrangheta) привели Фицо к временной потере власти, его возвращение в 2023 году свидетельствует об опасной трансформации электоральной культуры. Социологические исследования (2023) фиксируют, что для 59% респондентов приоритетом является «ценностный набор» партии, а не добродетель ее лидеров. Именно этот «ценностный вакуум» и был успешно заполнен российской пропагандой, инструментализовавшей коррумпированные элиты, предоставив им идеологическое прикрытие в виде «борьбы за традиционные ценности» против «либерального диктата» Запада.
Гибридные угрозы в Центральной Европе: от парамилитарных структур к диверсионной деятельности. Парамилитарный фактор: инструментализация гражданского общества как элемент подготовки к оккупации
Если политическая коррупция является механизмом ослабления государственных институций «сверху», то развитие пророссийских парамилитарных структур (paramilitary groups) направлено на формирование силового актива «снизу». Наиболее показательным кейсом в этом контексте является деятельность организации Slovenskí Branci («Словацкие новобранцы»), под видом военно-патриотического воспитания молодежи фактически выполняющей функции мобилизационного резерва для гибридных операций РФ.
Лидер организации Петер Шврчек (Peter Švrček) прошел интенсивный трехнедельный курс подготовки у российских инструкторов из числа бывших офицеров спецназа (Спецназ ГРУ). Функциональная интеграция «Новобранцев» в российскую архитектуру влияния подтверждается их тесными связями с мотоклубом «Ночные волки» (Noční vlci), который в европейском пространстве действует как агентурный хаб и инструмент «мягкой силы» Кремля.
Особую обеспокоенность вызывает трансформация членов организации из «активистов» в комбатантов. Мартин «Сойка» Кепрта (Martin «Sojka» Keprta), один из руководителей подразделений SB, принимал непосредственное участие в боевых действиях на украинском Донбассе на стороне террористических формирований. Его публичная риторика является квинтэссенцией кремлевского идеологического нарратива: «Мне просто не нравятся те ценности, которые пропагандирует ЕС… ЕС, как мне кажется, вообще ликвидирует народы». Этот дискурс, противопоставляющий «традиционные ценности» мнимому «чрезмерному гуманизму» Европы, служит механизмом легитимации насилия. По меньшей мере, 30 граждан Словакии, идентифицированных как участники боевых действий против ВСУ, – это не «солдаты удачи», а идеологически мотивированные агенты влияния.
Показательна отчетность организации о так называемых «учениях» по контролю территории. Официальные ресурсы Slovenski Branci отчитывались о занятии стратегических коммуникационных узлов и пограничных переходов: Китзее, Райка, Скалица, Салка, Штурово (Kittsee, Rajka, Skalica, Salka, Štúrovo), а также мостов Моностор (Most Monoštor) и железнодорожного моста возле села Хляба (Chľaba). Географический анализ этих локаций указывает на отработку сценариев блокировки логистических коридоров при возникновении кризисной ситуации. Фактически речь идет о подготовке диверсионных групп (sleeper cells), способных в «час Ч» дезорганизовать тыл НАТО.
Подтверждением трансграничного характера угрозы является деятельность других словацких наемников, таких как Марио Рейтман (Mário Reitman) и Штефан Потоцкий (Šteфан Potocký). Последний, позиционируя себя как профессионального революционера, заявляет о наличии в Словакии 25-тысячного резерва единомышленников, готовых бороться с колониальным статусом страны в составе ЕС. Политической крышей для таких элементов выступают партии типа ĽSNS (Народная партия «Наша Словакия») Мариана Котлебы, которая эволюционировала от неонацистской эстетики (униформы, факельные шествия) до парламентской респектабельности, не меняя своей пророссийской сущности. Существование более закрытых элитарных групп, таких как «Zoriký Sud» («Сопротивление»), или движений, глорифицирующих коллаборанта Йозефа Тисо (Словацкое движение возрождения), свидетельствует о глубокой эшелонированности российской сети влияния.
Польский фронт: от исторического ревизионизма к диверсионному террору
Ситуация в Республике Польша кардинально отличается от словацкой из-за стойкого антироссийского консенсуса в обществе. В Варшаве Кремль не может опираться на мейнстримные политические партии, поэтому применяет тактику «асимметричной дестабилизации», используя маргинальные группы и прямые диверсии.
1. Радикализация маргинеса и провоцирование розни. Россия активно инвестирует в разжигание польско-украинского антагонизма, эксплуатируя травматические страницы общей истории (в частности, Волынскую трагедию). Основными ретрансляторами этих нарративов выступают внепарламентские движения, например, «Камратство» (Kamractwo) Войцеха Ольшанского (Wojciech Olszański), или Конфедерация Короны Польской (Konfederacja Korony Polskiej) Гжегожа Брауна (Grzegorz Braun). Эти структуры продвигают идеи панславизма в его московской интерпретации, призывая к геополитическому развороту Польши в сторону России и Беларуси. Ключевая цель информационных операций в Польше – убедить общество в том, что поддержка Украины вредит национальным интересам (зерновой кризис, блокада границы перевозчиками, коррупция). Нарратив об «украинизации Польши» используется для мобилизации ксенофобских настроений и подрыва социальной солидарности.
2. Переход к активным мерам. В отличие от Словакии, где акцент делается на политическом перехвате власти, в Польше фиксируется переход российских спецслужб к тактике террора. Разоблачение Агентством внутренней безопасности (ABW) шпионских сетей является доказательством того, что Москва рассматривает Польшу как ключевой логистический хаб, подлежащий физическому влиянию. Агентская группа занималась установкой камер наблюдения на критических железнодорожных узлах (в частности, вблизи аэропорта Жешув-Ясенка – главного хаба поставок вооружения Украине) и планированием диверсий на транспорте. Характерно, что для выполнения этих задач ГРУ вербует не идейных сторонников, а маргинализированных лиц через Telegram-каналы, используя финансовую мотивацию. Это свидетельствует о том, что Россия готова применять методы государственного терроризма на территории стран-членов НАТО, проверяя реакцию Альянса.
Таким образом, мы наблюдаем дифференцированный подход Москвы:
В Словакии: стратегия «Троянского коня» посредством инкорпорации во власть и создание идеологических боевых отрядов.
В Польше: стратегия диверсионного подрыва путем провокации социальных конфликтов и подготовки атак на критическую инфраструктуру.
Оба вектора имеют общую цель, очерченную в «декабрьском ультиматуме» 2021: демонтаж архитектуры безопасности Европы и возвращение НАТО к границам 1997 года.
От Берлина до Владивостока: архитектура российского реваншизма и крах европейских иллюзий
Немецкий узел: «Альтернатива» как инструмент делегитимации
Анализируя европейский ландшафт, невозможно обойти Федеративную Республику Германия, которая является экономическим двигателем ЕС и одновременно приоритетной целью российских гибридных операций. Ситуация здесь зеркально отражает словацкий сценарий, но масштабирована в соответствии с геополитическим весом Берлина.
Партия Альтернатива для Германии (AfD) выполняет функцию легализованного проводника интересов Кремля в Бундестаге. Для AfD критически важна внешняя легитимация, которую Москва предоставляет через приемы делегаций на высоком уровне. Российские элиты, находясь в состоянии перманентной гибридной войны с евроатлантическим сообществом, рассматривают AfD не просто как ситуативного партнера, а как инструмент подрыва процесса принятия решений. Распространяя нарративы об «экономическом суициде» из-за санкций и необходимости «диалога», немецкие ультраправые, подобно словацким коллегам, работают на ослабление иммунной системы демократии.
Опасность заключается в синергии: пока парамилитарные группы в Восточной Европе (наподобие Slovenskí Branci) готовятся к силовым сценариям, политические силы в Западной Европе (AfD) блокируют возможность консолидированного ответа НАТО. Это создает идеальные условия для реализации стратегического плана Москвы.
«Ультиматум Лаврова» и стратегия большой войны
Все вышеперечисленные элементы – коррумпированные элиты Братиславы, диверсионные группы в Польше и лоббисты в Берлине – являются лишь тактическими средствами. Стратегическая цель Кремля была четко артикулирована в декабре 2021 года и неоднократно подтверждена главой МИД РФ Сергеем Лавровым.
«Стабильность в этой части евразийского континента будет достигнута только при условии обеспечения долгосрочных надежных гарантий в сфере безопасности… как они были изложены в наших инициативах декабря 2021 года». – С. Лавров.
Это заявление деконструирует любые иллюзии о возможности заморозки конфликта. Главным требованием Москвы остается «откат» инфраструктуры НАТО к границам 1997 года. В этой парадигме Украина рассматривается Кремлем исключительно как промежуточный этап – ресурсный плацдарм, захват которого позволит мобилизовать человеческий и промышленный потенциал для дальнейшей экспансии на Запад. Путин не планирует заканчивать войну, поскольку в своем сознании он ее еще полноценно не начинал против главного врага – Альянса.
Пренебрежительное отношение к европейской субъектности ярко иллюстрируется риторикой самого Владимира Путина. Его комментарий по поводу санкций («То, что отменили приобретение наших унитазов – это им дорого обойдется») – это не просто примитивный юмор чекиста. Это демонстрация глубокой убежденности в том, что «избалованные» комфортом европейцы не способны противостоять экзистенциальной жестокости России. Кремль делает ставку на то, что страх перед войной заставит Европу капитулировать еще до первого выстрела.
Ловушка «многовекторности» и угроза суверенитету
Политика балансировки, которую пытается реализовать правительство Роберта Фицо, является роковой ошибкой, граничащей с национальной изменой. Попытки «пройти между капельками» – например, декларирование суверенитета при одновременном сохранении зависимости от российского ядерного топлива для АЭС (в отличие от диверсифицировавшей поставки в пользу американского сырья Украины) – приводят лишь к углублению уязвимости.
Фицо, не осуждая радикальные движения и терпя российскую агентуру, собственноручно создает условия для собственного политического уничтожения. В момент критической дестабилизации радикалы, воспитанные на российских полигонах, не будут учитывать «многовекторность» премьера.
Европа стоит перед выбором: либо признать реальность войны, которая уже идет в информационном и агентурном пространстве, либо продолжать политику умиротворения агрессора. Если победит второй сценарий, суверенитет таких стран, как Словакия, превратится в фикцию. И тогда вопрос о том, какие «традиционные ценности» будут доминировать в Центральной Европе, будут решать не местные консерваторы, а оккупационная администрация и условные «кадыровцы», для которых европейская цивилизация является лишь трофеем. Война за Европу уже началась. Вопрос только в том, когда европейцы отважатся прийти на нее.
