Источник: Виталий Портников, для Граней.ру
Беседа журналиста-«патриота» со Светланой Алексиевич — это само по себе поучительное чтение, и совершенно неважно, что в тексте этого разговора было искажено интервьюером, а что подано так, как говорила сама писательница. Важно в этой беседе совершенно другое — живой, думающий, сомневающийся человек разговаривает с фанатиком. Именно поэтому в этом разговоре Алексиевич не всегда выглядит убедительно: она привыкла к рефлексии. Привыкла думать даже о том, что кажется ей непреложным. Понимает, что мир намного сложнее любого набора элементарных ценностей — и даже святая правота может иметь целый набор разнообразных оттенков.
Если бы Алексиевич разговаривала с каким-нибудь интеллектуалом, пусть даже левых убеждений, пусть даже считающим Путина «защитником ценностей», этот разговор мог бы выглядеть поиском истины, полемикой мыслящих людей — хотя мы могли бы решительно не соглашаться с тем, кто задавал вопросы писательнице. Но Алексиевич разговаривала с набором телевизионных лозунгов. С тем, кто не привык сомневаться. Я бы мог сравнить такую слепую веру с религиозным фанатизмом, но, пожалуй, воздержусь.
Путинизм — не религиозный фанатизм, это фанатизм приспособленчества. За него не идут на костер, его «постулаты» не отстаивают перед самим собой. Это обычное российское «родноверие» — пока Перун стоит в чаще, можно бегать с поклонами к деревянному идолу, а скажет князь, что пора в воду, — и сами в воду, и Перуна туда же, чтоб знал, проклятый, что мы его не боимся. Уже за последнее столетие и император Николай II, и Сталин разделили нелегкую судьбу Перуна. Императора с семьей уничтожили в Ипатьевском доме при полном равнодушии страны, еще недавно бросавшейся в ноги монарха. Сталина вынесли из мавзолея и зарыли без лишних церемоний при полном равнодушии страны, еще недавно давившейся в очередях, чтобы поклониться трупу. Сейчас пришло время последнего большевистского идола — если бы Ленина завтра вынесли из мавзолея, никто в России этого даже и не заметил бы.
Путин разделит судьбу Перуна и Сталина. Когда следующий монарх заявит, что в деятельности смещенного или умершего правителя «наряду с положительной имелась и отрицательная сторона» (а сделано это заявление будет скорее всего на открытии российского консульства в украинском Севастополе), никто в России даже и не вспомнит о своей любви к бывшему президенту и о том, как он «защищал ценности» и расширял территорию страны. Преемнику Путина для этого совершенно не обязательно быть какой-то незаурядной демонической личностью. Маленков был невзрачен, Хрущев с виду добродушен, но подданные боялись их не меньше чем Сталина.
В России принято страшиться государства, олицетворенного очередным императором или диктатором. Именно это государство внушает ужас, именно к нему хочется приспособиться, именно в него хочется поверить. И именно поэтому не имеет никакого значения попытка Светланы Алексиевич переубедить своего незадачливого собеседника. Он не нуждается в ее мыслях. Он нуждается в государственных инструкциях — именно эти инструкции и были изложены в виде вопросов. А когда изменятся инструкции, изменятся и интервьюеры.
