Источник: Елизавета Александрова-Зорина, для Радио Свобода
Русские всегда любили поговорить о политике. Они говорят о политике, как англичане о погоде, возможно, потому что так же не могут на нее влиять, как англичане не могут влиять на дождь и туман. Но сегодня все чаще можно услышать испуганное: «Только не надо о политике!». Словно это что-то постыдное или неприличное. Или как будто говорить о политике становится опасным.
При этом власть словно испытывает граждан на прочность, как в старом советском анекдоте: «А дустом не пробовали?». На фоне всеобщего обнищания вводятся все новые налоги для бедных (а бюджетные деньги пускаются на спасение путинских олигархов), закрываются больницы и сворачиваются и без того невеликие социальные программы, принимаются запреты на импортные лекарства (несмотря на пространную формулировку только что принятого закона, мы понимаем, что запреты будут), растут цены, падают зарплаты, снижается и без того низкий уровень жизни. Люди злятся, люди отчаиваются, но молчат. Иногда где-нибудь в очереди можно услышать ворчание: «Цены-то, цены растут, как жить-то?». Кто-то подхватывает: «Не живем, а выживаем». Но стоит поддержать разговор: «Да, такая у нас бандитская власть» или «Зато у Путина новый срок» – как все испуганно смолкают. Стало сложно отличать тех, кто и правда поддерживает власть, от тех, кто боится признаться в обратном.
Многие знакомые, никак не связанные с политикой и никогда не участвовавшие в протестных акциях, по телефону перестали называть Путина по фамилии. Говорят просто «он», причем тихо, понизив голос, словно и без того понятно, кто этот «он». Или внезапно закругляют разговор: «Давай не по телефону, лучше при встрече». В кафе, обсуждая власть, понижают голос (если только, конечно, они ее критикуют), на улице озираются, словно за каждой урной прячется чекист, на работе стараются не высказывать свои взгляды, если они отличаются от линии телевизионной пропаганды. Однажды на «Радио России» я разговорилась с сотрудницей, которая использовала столько эвфемизмов, будто бы нас могли прослушивать: «он» (многозначительно, глядя вверх, словно речь о Боге) – Путин, «человек, которого с нами больше нет» – Немцов, «дикие» – чеченцы, «те, которые все решают» – ФСБ, «человек в сером» – сотрудник ФСБ, «человек с оттопыренным пиджаком» (сопровождалось небольшой пантомимой) – сотрудник службы безопасности. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Кремль уже подчинил себе информационное пространство, развалил оппозиционное движение, встроил общественные организации в провластную вертикаль, выкорчевал свободомыслие в культурной сфере. Кажется, дальше некуда. Но машина приведена в движение и остановиться не может. Так что настала очередь активных граждан и простых любителей поговорить о политике. Показательные процессы над пользователями, разместившими в социальных сетях призывы к митингам и протестам или заметки об аннексии Крыма и богатстве чиновников, могут напугать любого. Тем более что десятки человек уже осуждены за перепосты по «экстремистской статье».
В новостях каждый день что-то новое: депутаты предлагают сажать журналистов за «злостное неопровержение информации», а бизнесменов – за «исполнение западных санкций», штрафовать оппозиционеров за «злоупотребление правом на митинги» и «вовлечение несовершеннолетних», наказывать правозащитников, способствующих расширению санкционных списков, без суда закрывать группы в соцсетях… Какие-то проекты будут приняты, какие-то нет, потому что их главная задача не стать законами, а только лишь стать предметом обсуждения. Все для того, чтобы в России, где воздух и так уже густой от страха, невозможно было дышать и вовсе.
В странах, где функционирует институт сменяемости власти, первые лица государства занимают свои посты, потому что были избраны или назначены избранным президентом. Им не нужно ничего доказывать, даже если их рейтинги катастрофически падают или если их, как Дональда Трампа, превращают в посмешище журналисты и презирает творческая и интеллектуальная элита. Диктатура доказывает свою легитимность всеобщим обожанием национального лидера. Это как бы снимает вопросы о какой-либо законности, даже если под этого нацлидера будет переписана Конституция (что, уверена, скоро произойдет в России). Поэтому с каждым годом признание и обожание Путина все в большей степени становится обязательным условием карьеры, а с критикой против него власти борются даже в соцсетях. «Нравится он нам или нет, но его любят и поддерживают в России», – говорят те иностранцы, которые слышат только голоса «доверенных лиц» и молчание нации. Ведь молчание, как известно, знак согласия.
С каждым годом будет уменьшаться число тех, кто вообще осмелится возвысить голос против власти
Примета нашего времени – охранники, выставленные перед выборами у билбордов с портретами Путина. Дело не в том, что власть боится, что не поддерживают, ей на это плевать, а в том, что она не позволит даже такого невинного проявления собственного мнения, как снежок, запущенный в портрет нацлидера. Запугивающие законопроекты выполняют роль таких охранников в информационном пространстве.
Многие думают: чем хуже, тем лучше. Чем больше власть закручивает гайки, тем злее окажется молодежь, которая всегда активнее кое-как пристроившихся в жизни зрелых и от всего уставших стариков. Вот только вряд ли стоит ожидать больших протестов в ближайшие годы. На плаву останутся только немногочисленные известные активисты, которых Кремлю трогать себе дороже, зато можно оставить для «картинки». Рядовые оппозиционеры рассеются, и с каждым годом будет уменьшаться число тех, кто вообще осмелится возвысить голос против власти. Я стараюсь следить за судьбой тех, с кем познакомилась при задержании на митинге. Большинство из них – обычные люди, просто активные граждане. Они уезжают и уезжают из страны: кому-то страшно, кому-то тошно, кто-то отчаялся что-то изменить. Когда уезжают самые активные, самые смелые и самые неравнодушные, свободомыслие вымывается из страны как кальций из организма. Остается только молчаливая пресность и хрупкость. «Если они уехали, то что уж нам остается?» – думают остальные. И молчат.
Все участники протестных акций ставятся на профилактический учет в полиции. Ко мне участковый приходил трижды: брал объяснительные, заполнял анкеты (где живут ближайшие родственники, откуда получаю доход, когда закончится действие загранпаспорта, как часто бываю за границей), дополнял личное дело фотографиями и документами. Такие дела открываются на всех участников протестных акций. Пока что это те, кто участвовал в митингах последних нескольких лет и на кого был составлен протокол, то есть чьи личные данные попали в полицию. Учитывая новые технологии распознавания лиц и немногочисленность протестных акций, рано или поздно оказаться на учете органов можно будет и не попав в отделение, а только появившись на митинге.
Уже сейчас школьникам угрожают проблемами при поступлении, студентам – отчислением и армией, сотрудникам как бюджетных, так и негосударственных компаний – увольнением, а родителям – лишением родительских прав. Одни только угрозы остудили пыл многих митинговавших, и трудно их за это осуждать. Это на митинге мы все вместе, а после каждый остается один на один с участковым, следователем и начальством. Если вы активист, журналист или хоть сколько-то публичная личность, то для вас «приключение» в полицейском участке и суде – жизненный опыт и материал для будущей статьи или книги, к тому же за вашей судьбой будут следить коллеги и журналисты. Многие «рядовые» участники митинга, столкнувшись с полицейско-судебной системой, не решаются впредь активно высказывать свою позицию. А их одноклассники, сокурсники, сослуживцы и соседи, становящиеся свидетелями прессинга со стороны государства, лишний раз убеждаются, что молчание – если не золото, то хотя бы гарантия тихой жизни без внезапных приходов полиции, следственных проверок и угроз.
К тому же, думаю, очень скоро угрозами дело не ограничится, ведь карательный аппарат совершенствуется с каждым годом, а Молоху нужны новые жертвы. У вас есть долг по кредиту или квартплате? К вам придут приставы. Хотите взять ипотеку? Вам откажут. У вас есть дети? Их отнимут. У вас будут проблемы с поступлением в вуз и с устройством на работу, с выездом за границу и получением кредита, для вас будут закрыты государственные или окологосударственные программы. Любому государству в принципе несложно превратить вашу жизнь в ад, раздавить как жука или зарезать как Йозефа К., у нашего государства в этом огромный многовековой опыт.
Люди, которые этого боятся, вовсе не параноики. Сейчас есть много разрозненных списков, от базы отдела «Э» до интернет-рейтингов «врагов народа». Все идет к тому, что будет создан один большой список, попавшие в который будут в полном смысле поражены в правах. Всех несогласных и недовольных пересчитают, взвесят и найдут легкими. Если раньше личные дела пылились на полках и, чтобы прочитать их, нужно было с этой полки достать, то компьютерные технологии позволяют взять общество под такой контроль, какой описывался авторами антиутопий ХХ века. В Китае уже опробована система социального кредита, присваивающая каждому гражданину рейтинг: баллы начисляются за «хорошее поведение» (своевременное погашение кредита, к примеру), а вычитаются за «плохое», низкий рейтинг грозит запретом на работу в госучреждениях, отказом в социальном обеспечении, обучении в вузах, строгим досмотром на таможне и прочим. Российская власть потихоньку перенимает китайский опыт. Почему нет? В конце концов, информационные технологии и борьба с инакомыслием – единственное, в чем она преуспела.
Так и затягивается петля молчания, которое начинается в публичном пространстве, но быстро воцаряется повсюду. Критиковать власть сначала перестают политики, затем журналисты, следом публичные деятели, дальше – все остальные. Сначала люди сто раз думают, прежде чем сделать запись вfacebook, затем начинают думать, прежде чем открыть рот, а в конце концов не хотят уже и думать об этом, просто гонят подальше «опасные» мысли. Так и живут с зашитым ртом и сердцем, раздавленным кирзовым сапогом власти. Они боятся действовать, боятся говорить, боятся думать. Но как их за это осуждать?
Источник: Елизавета Александрова-Зорина, для Радио Свобода
Елизавета Александрова-Зорина – московский писатель и публицист
